шап

VI. Репрессии против верующих в советское время. Зауральские новомученики и исповедники.

VI. Репрессии против верующих в советское время. Зауральские новомученики и исповедники.

     После октябрьского переворота 1917 г. начинается период репрессий в отношении православных верующих и особенно священнослужителей.

    В Шадринском уезде первое убийство священнослужителя произошло 13 (26) июня 1918 г., когда в с. Верх-Теченском был убит священник Алексий Архангельский. Его гибель оказалась связана с вооруженной борьбой местных Советов за укрепление своей власти. В июне 1918 г., после выступления чехословацкого корпуса, некоторые волости Шадринского уезда начали выносить постановления о недоверии к советской власти и о ее свержении. В самом Шадринске духовенство, объединившись вокруг священника Николая Буткина, заняло антибольшевистскую позицию. 9 (22) июня на заседании исполкома Шадринского уездного Совета председатель исполкома Яхонин упомянул в своей речи, что таких волостей насчитывается уже десять. Далее Яхонин сказал, что борьба с таким явлением может проходить только при помощи силы, и если наказать одну или две волости из 55, то остальные не будут выступать против Советов. Он предложил всякого, кто пытается сорвать советскую власть, объявлять врагом народа, на каждый случай свержения Совета посылать карательный отряд, который произведет расправу на месте.

В южной и юго-восточной частях Шадринского уезда (на территории, вошедшей впоследствии в состав Курганской области) «революционный порядок» наводил Верх-Теченский красный отряд под командованием местного жителя – бедняка Анчугова. Отряд этот был создан в апреле 1918 г. и состоял из членов Верх-Теченской партийной ячейки и беднейших крестьян окрестных сел и деревень. В Катайском краеведческом музее имеется список участников этого отряда.

Художник Иван Владимиров серия работ1917 22 г.г.Художник Иван Владимиров серия работ 1917-22 г.г. 

Первой среди духовенства жертвой карательных действий этого отряда и стал священник Алексий Архангельский. Расстрелян он был по причине того, что большевиками было перехвачено письмо к чехам с просьбой скорее прийти и спасти людей от большевиков. (Авторство этого письма фактически так и осталось неустановленным.) Причем, о. Алексий приходился шурином священнику Николаю Буткину, который упомянул о произошедшем в своих дневниках и в письме племяннику – Владимиру Алексеевичу Архангельскому. В июльском номере «Известий Екатеринбургской Церкви» также сообщалось о гибели священнослужителя. По сведениям, полученным в редакции, он был расстрелян, что подтвердилось и свидетельствами других источников. Вскоре в том же журнале были опубликованы подробности его гибели: расстрел на берегу реки Течи и дата – 13 июня (по старому стилю). Другой важный источник о гибели священника – метрическая книга с. Песчано-Колединского, в которой сообщается, что тело священника было привезено в родное село, и на следующий день после расстрела он был погребен. Террор этого отряда убийством о. Алексия не закончился. Менее чем через месяц в Верх-Теченский волостной центр было согнано одиннадцать сельских и деревенских старост. Десять из них при ужасных пытках были убиты.

С января 1918 г. власть в Шадринском уезде находилась в руках большевиков. Это привело к тому, что на местах стали процветать грабежи и разбои. С лета в уезде вспыхнули антибольшевистские восстания, которые подавлялись карательными отрядами. 16 (29) июня красные отступили в район ст. Далматово, где попытались закрепиться. Общее командование красными войсками в районе Далматово было поручено матросу Тимофею Анчугову (родом из с. Верх-Теченского), так как командир 4-го Уральского полка во время оставления Шадринска бежал к белым. Таким образом, убийца священника Алексея Архангельского и других мирных жителей стал выполнять обязанности руководителя целого полка. Террор в отношении населения в это время процветал.

Художник Иван Владимиров серия работ 1917 22 г.г.Художник Иван Владимиров серия работ 1917-22 г.г. 

Село Верхне-Ярское располагалось в четырех километрах от полотна железной дороги, на пути из Далматово в Катайск. Через него проходили отступавшие из Шадринска отряды Красной Армии. Бойцы одного из них 21 июня (4 июля) совершили убийство священника Иоанна Будрина. По сведениям епархиальных газет, о. Иоанн Будрин был убит за то, что с амвона безбоязненно обличал большевиков. Это, наверное, один из немногих случаев, когда священник пострадал за свои убеждения и обличения. Пастырю прокалывали язык и рот саблями, набили в рот глины. По одним сведениям, о. Иоанн был убит в с. Верхне-Ярском, по другим – на ст. Синарской, близ Каменского завода, куда его забрали сначала в качестве заложника. Дата убийства священника, возможно, находится в диапазоне между 7 и 10 июля по н. ст.

Во время подавления Тамакульского восстания был арестован священник с. Падеринского (Алексеевского) Василий Милицын. Он был препровожден в распоряжение Камышловской чрезвычайной комиссии и был зверски убит вблизи Камышловского падинника (скотомогильника), вместе с другими заложниками.

В сводке Чрезвычайной следственной комиссии о положении в Екатеринбургской губернии указано: «16 июня с/г в селе Алексеевском (Падерино) Камышловского уезда был арестован священник этого села о. Василий Милицын, а 25 того же июня он был убит большевиками в г. Камышлове».  Жестокость, с которой был убит священник, видна из освидетельствования его тела, данные о котором были приведены в газете «Уральская жизнь»: «...рубленая рана на голове, отрублены четыре пальца правой руки».

Место захоронения расстрелянных летом 1918 гСреди жителей с. Тамакульского, убитых красноармейцами Камышловского отряда, была 53-летняя дочь священника Ольга Яковлевна Плотникова. Отец Ольги, о. Иаков Плотников, прослужил священником в этом приходе 54 года. Как девица, Ольга жила в доме отца, скончавшегося 4 октября 1917 г. Все эти годы она оставалась самым близким ему человеком. Проживание в просторном священническом доме, принадлежность к «контрреволюционному» сословию, отличие от общей крестьянской среды, духовная культура, узнаваемость и авторитет – все это, видимо, повлияло на выбор жертвы, тем более что Ольга села не покинула и была схвачена вместо отступивших участников восстания. Погребена Ольга Яковлевна была вместе с другими 12 убитыми жителями Тамакульской волости; их предполагаемое место захоронения в настоящее время обнаружено близ с. Тамакульского.

Предпологаемое место захоронения расстрелянных летом 1918 г

Иерей Алексий Меркурьев был убит в с. Корюковском, при этом в графе «умершие» метрической книги его фамилия не значится. Это может быть связано с тем, что тело священника отвезли в волостной центр, село Катайское, и похоронили уже там. «В селе Корюковском в период временного пребывания там большевиков на глазах прихожан, дочери и сына был расстрелян священник о. Алексий Меркурьев, который был впоследствии предан земле у Катайской Богоявленской церкви».

Основные события Гражданской войны на территории Шадринского и Камышловского уездов в 1918 г. разворачивались вдоль железнодорожной линии по направлению: Шадринск – Далматово – Катайск – Каменский завод (ст. Синарская) – Богданович – Егоршино. Первое крупное военное столкновение в Зауралье произошло на ст. Далматово. Накануне боя, вечером 9 июля (н. ст.), недалеко от Далматово были зверски убиты красноармейцами священники Далматовской Николаевской церкви Владимир Сергеев и Александр Сидоров. Диакона же Василия Ситникова арестовали и отвезли на ст. Катайск, где он был убит 11 июля.

После отступления частей Красной Армии из Далматово местом их временной стоянки и центром сбора разрозненных отрядов стало с. Катайское. Здесь был убит священник Свято-Троицкой церкви Алексий Введенский.

Запись в метрической книге Свято-Троицкой церкви с. Катайского дает информацию о гибели и погребении иерея: «Священник о. Алексей Введенский, 47 лет. Убит 30 июня 1918 года, погребен 9 июля». По-видимому, погребение состоялось после прихода белых; в нем участвовали девять представителей духовенства. Иерей Алексей был похоронен близ приходской Троицкой церкви, где и служил.

1 (14) июля 1918 г. в с. Боровском, в пяти верстах от Катайска, был убит священник Николаевской церкви Аркадий Гаряев. «Известия Екатеринбургской церкви» сообщали, что это деяние совершила «банда мадьяр» (подразделение красногвардейцев-венгров из числа бывших военнопленных).

Согласно материалам следственной комиссии по расследованию зверств большевиков, «банда мадьяр» ворвалась в храм. Обвинив священника в контрреволюционной деятельности, они отвели его к большим оврагам (сейчас на этом месте установлен памятный крест). Там иерея Аркадия заставили рыть себе могилу. После того, как могила была вырыта на пол-аршина (примерно 35 см), о. Аркадия бросили в нее вниз лицом и тут же прокололи шестью штыками. Согласно «Поминальному списку», иерей Аркадий был заколот, по местному преданию – поднят на штыки.

Священник Николаевской церкви Аркадий ГаряевПосле кратковременной остановки в Катайске, красноармейские отряды в составе 4-го и 5-го Уральских полков и сформированного в Катайске 1-го Крестьянского полка отступили в сторону Каменского завода, тем самым покинув пределы Зауралья.

Продержавшись на территории современной Курганской области около года, белые в конце августа 1919 г. окончательно ее оставили, отступив под натиском 3-й и 5-й армий РККА.

Большинство представителей тех классов, которые рассматривались как контрреволюционные и враждебные новому строю, ушло с белыми. Говоря о масштабах бегства духовенства в пределах Среднего Урала и Зауралья, предположительно можно назвать цифры от 25 до 75 %, в зависимости от уезда.

Сразу после прихода красных начались репрессии в отношении духовенства, которое проявило себя нелояльно по отношению к новой советской власти и при этом отказалось от ухода. В отличие от периода «красного террора» 1918 г. в Зауралье, когда не производилось никаких следственных действий в отношении жертв, с 1919 г. начинаются заводиться следственные дела на всех арестованных. Пока выявлено шесть представителей духовенства, подвергшихся репрессиям во второй половине 1919 г.: четыре священника, дьякон и псаломщик.

Первым оказался дьякон Михаил Никольский (1895 г. р.) из с. Косулино Челябинского уезда, который 26 августа 1919 г. был осужден на пять лет принудительных работ за «провокации разных слухов о советских войсках». 18 декабря того же года его амнистировали.

Иерей Алексий Алексин (1878 г. р.) из с. Бугрового Звериноголовской волости был осужден 23 августа 1919 г. «за неподчинение советской власти и оскорбление советских работников». В итоге было принято решение «изолировать его на время Гражданской войны в тюрьму».

Священника с. Каменного Куртамышской волости Петра Чулкова (1883 г. р.) осудили за сопротивление изъятию собственного дома под советскую школу. Первоначально выдвинутое обвинение «в агитации, провокации, как саботажника и ярого контрреволюционера» было очень жестким – обвиняемого постановили расстрелять. Но несколько письменных ходатайств прихожан изменили приговор на заключение в тюрьму до ликвидации Сибирского фронта.

Первым расстрелянным после восстановления советской власти представителем духовенства в Зауралье стал иерей из станицы Озерной Челябинского уезда Павел Баев. Он был обвинен в сотрудничестве с белыми, в произнесении с амвона проповеди о даровании победы белым властям и о том, что большевики хуже немцев, в выдаче мобилизованных Белой армией, скрывавшихся у родителей, и в попытке уйти с белыми. Все обвинения, кроме последнего, о. Павел отрицал. Однако это не повлияло на позицию обвинителей. Сама логика следователя была следующей: обвиняемого надо расстрелять уже за то, что он, так сказать, чужд по духу: «Ввиду того, что мы имеем в этом дело с определенным «типом», который по роду своей службы, даже в лучшем случае (если бы, напр., он все время молчал), не может быть полезным для Советской власти, но молчать и не впутываться в политическую жизнь он не сможет, как не мог он этого сделать даже в тот момент, когда красные у него были уже «на носу» – ввиду этого ... предлагаю Баева расстрелять».

Кроме о. Павла расстрелян был также священник с. Обанинского (ныне Куртамышского района) Георгий Лушников, также осужденный за антисоветскую агитацию и выдачу советских работников белочехам. Несмотря на то, что вина о. Георгия осталась недоказанной, 9 декабря 1919 г. смертный приговор был вынесен и ему.

Художник Иван Владимиров серия работ 1917 22 г.г.Художник Иван Владимиров серия работ 1917-22 г.г. 

В 1920 г. в Зауралье происходило дальнейшее утверждение советской власти. Отличительной характеристикой новых следственных дел стало увеличение и конкретизация сроков заключения.

В течение 1920 г. было репрессировано 16 представителей зауральского духовенства: один протоиерей, 12 священников, 1 дьякон и 2 псаломщика. Из них четверых расстреляли, троих приговорили к бессрочному заключению в концлагерь (с последующей заменой на конкретные сроки, от двух до пяти лет), еще пятерым такие же сроки (от двух до пяти) дали сразу, троих лишили свободы на время – «до окончания Гражданской войны», и, наконец, один получил условный приговор.

В частности, священник с. Островское Челябинского уезда Филипп Дубинков говорил крестьянам, что церковь скоро закроют. По его предложению местные жители постановили ходатайствовать о том, чтобы им оставили церковь и ее имущество. В результате о. Филипп был обвинен в антисоветской агитации и получил пять лет концлагеря.

Среди расстрелянных оказался священник с. Мехонского Шадринского уезда Николай Троицкий (1886 г. р.). Священник с. Ново-Петропавловского Шадринского уезда Константин Троицкий умер в лагере, не дождавшись окончания срока.

Для двоих из осужденных священников репрессивные меры в дальнейшем имели продолжение. Иерей Иоанн Жуковский (после освобождения из заключения служивший в Куртамыше) получил повторный срок в 1932 г., а священник из с. Камышевского Ялуторовского уезда Владимир Селивановский, отпущенный в ноябре 1920 г., уже через несколько месяцев был расстрелян при подавлении крестьянского восстания.

Из 18 дел того времени 9 относятся к Челябинскому уезду Оренбургской губернии, 6 – к Курганскому уезду Тобольской губернии и 3 – к Шадринскому уезду Пермской губернии. Причиной этого, вероятно, послужили события лета 1918 г., когда Шадринский уезд стал ареной ожесточенных боевых действий, сопровождавшихся «красным террором», направленным в т. ч. и против служителей Церкви. В результате, все представители духовенства, у которых были хоть какие-то реальные основания опасаться возвращения красных, в 1919 г. ушли с армией Колчака, а оставшиеся старались держать себя «тише воды, ниже травы». Ничего этого не было на территории Курганского и Челябинского уездов, духовенство которых в значительно большей степени могло считаться «непуганым».

Основными обвинениями, выдвигавшимися против фигурантов дел в 1919–1920 гг., являлись: антисоветская агитация (десять случаев), выдача белым советских работников либо содействие таковой (восемь случаев), принадлежность к контрреволюционной организации (один случай). При этом часто менее тяжкое на вид обвинение влекло за собой более тяжкое наказание и наоборот (впрочем, подобное отмечалось и в дальнейшем).

Окончание Гражданской войны в России не привело ни к прекращению гонений на Церковь, ни к установлению мирной и благополучной жизни в Зауралье, территория которого вскоре оказалась охваченной Западно-Сибирским крестьянским восстанием 1921 г.

Репрессии 1921 г. связаны, прежде всего, с подавлением Западно-Сибирского восстания – одного из самых крупных выступлений крестьянства на территории Советской России. Его причиной стала политика продразверстки и военного коммунизма, когда изымались не только излишки хлеба и другой сельскохозяйственной продукции, но порой полностью уносилось все, что было у крестьян, вплоть до зерна, предназначенного для посева на следующий год. Усугубил положение неурожай 1920 г.

Наибольший размах восстания относится к февралю-марту 1921 г., когда численность армии восставших превышала сто тысяч человек. Восстание охватило территорию от Салехарда на севере и Сургута на северо-востоке до Тугулыма на западе и части будущей Карагандинской области на юго-востоке. В Тобольске установленная повстанцами власть продержалась полтора месяца: с 21 февраля по 7 апреля 1921 г.

Художник Иван Владимиров серия работ 1917 22 г.г. 5Художник Иван Владимиров серия работ 1917-22 г.г. 

Подавление восстания было очень жестоким – несмотря на то, что некоторые повстанцы сумели уйти в Китай, основная их часть была просто уничтожена. Расстрелу подвергались все, у кого было найдено оружие. В целях наказания, например, за порчу железнодорожного полотна, сжигалось сразу несколько деревень в округе. Множество крестьян, женщин и детей пострадало в результате артиллерийских обстрелов. Часто расправы с мирным населением велись целенаправленно и даже без доказательства вины, при этом и было убито большинство священнослужителей.

Протоиерей Михаил Польский, собиравший сведения обо всех представителях духовенства, умученных в Советском Союзе, в своей книге «Новые мученики Российские», вышедшей в Джорданвилле (США) в 1947 г., свидетельствует о том, что на всей территории Западно-Сибирского восстания при его подавлении было убито около сотни священников.

Как правило, в это время священнослужителей убивали без формального судебного разбирательства. Одно из немногочисленных следственных дел было заведено на священника Николая Тихомирова из села Чинеево Юргамышского района. В вину ему ставилось служение молебна «о победе над коммунистами», после которого восставшие крестьяне села Чинеева выдвинулись из села с пением гимна «Боже, царя храни».

С 25 мая по 7 июня 1921 г. находились в заключении по обвинению в контрреволюции в числе 11 человек бывший настоятель Далматовского монастыря архимандрит Досифей (Гуторов) и игумен означенной обители Онуфрий (Ялухин). Затем, правда, постановлением Особого отдела ВЧК при I Совтрудармии они были освобождены по причине недоказанности обвинений.

Таким образом, репрессии при подавлении Западно-Сибирского восстания в 1921 г. на территории нынешней Шадринской епархии можно сравнить с репрессиями первой фазы Гражданской войны в 1918 г. В обеих этих репрессивных кампаниях пострадало множество крестьян, в том числе и невинных, а количество жертв среди служителей церкви недостаточно исследовано и вполне может оказаться бо́льшим. При этом по своему размаху и жестокости кампания 1921 г., пожалуй, даже превзошла события 1918 г.

Середина 20-х гг. ХХ в. для региона и страны в целом характеризовалась некоторым ослаблением репрессивной политики государства по отношению к Церкви. Отдельные авторы оценивают этот период с использованием понятия «религиозный НЭП». Так, за период с 1922 по 1928 г. в Зауралье было осуждено 7 человек, что составляет около 2 % от общего количества репрессированных «церковников»; ни одного смертного приговора в это время вынесено не было. Тем не менее, благоприятным для духовенства и верующих это время могло считаться лишь в сравнении с предыдущей и последующей эпохами.

Антицерковная политика государства в отношении Церкви в период НЭПа приобрела новые формы, главными из которых стали жесткое административное и идеологическое (путем развязывания подлинной информационной войны – в газетах, журналах, радиопередачах, кинофильмах и т. п.) давление на духовенство и дезорганизация церковного управления через инициирование всевозможных расколов – обновленческого, григорианского и др.

Одной из самых продолжительных репрессивных кампаний против «церковников» стало их лишение избирательных прав, применявшееся в тот период повсеместно. Согласно инструкции «О выборах городских и сельских советов и о созывах Съезда советов» от 13 октября 1925 г. избирательного права лишались служители религиозных культов всех вероисповеданий и толков, как то: монахи, послушники, священники, диаконы, псаломщики и т. д., независимо от того, получают ли они за исполнение этих обязанностей вознаграждение. В дальнейшем происходил рост числа лишенцев за счет добавления новых категорий, в том числе членов семей.

Помимо отсутствия возможности участвовать в выборах, лишенцы не могли получить высшее образование, занимать ответственные должности, не имели права получать пенсию и пособие по безработице. Им не позволялось вступать в профсоюзы. Лишенцам не выдавались продуктовые карточки, либо же выдавались по самой низкой категории. Напротив, налоги и прочие платежи для них были существенно выше, чем для остальных граждан. Детям лишенцев было крайне затруднительно получить образование выше начального и т. д.  В общем, люди, лишенные избирательных прав, становились подлинными изгоями общества.

Среди осужденного в уголовном порядке духовенства в тот период преобладали «староцерковники» (и прежде всего архиереи) – активные борцы с поддерживавшимися властями обновленческим и григорианским расколами. Одним из них был Стефан (в миру – Николай Знамировский), в августе 1924 г. назначенный епископом Шадринским – викарием Свердловской епархии, и являвшийся одним из наиболее видных на Урале православных деятелей, не приемлющих обновленчества. Следствие поставило ему в вину то, что он в прошлом поддерживал монархию и белогвардейское движения и то, что в своих проповедях он выражал недовольство советской властью. 14 января 1927 г. епископ Стефан (Знамировский) был лишен права проживания на Урале и в крупных городах сроком на три года, после чего отправлен в ссылку в Казань.

10 августа 1928 г. был вынесен приговор сразу шести представителям духовенства г. Шадринска. Были осуждены: протоиереи Андроник Гирский, Виталий Милицын, Павел Писарев, Павел Фаворитов; священники Николай Буткин и Иоанн Суставов. Все они получили по три года концлагеря с последующей ссылкой на три года в Северный край (последней избежали лишь А. Гирский и В. Милицын). Согласно обвинительному заключению, фигуранты дела организовали массовое торжественное моление в честь святого Симеона Верхотурского, во время которого «агитировали против советской власти, распространяя вымышленные слухи о войне и о гонении советской власти на религию». Особо подчеркивалось то обстоятельство, что моление было организовано не в Преображенском соборе (где находилась частица мощей праведного Симеона, и который к тому времени попал в руки «григориан»), а в Николаевской церкви, куда, как утверждалось, «благодать мощей перешла из собора». В результате священнослужители были обвинены еще и в «совершении обманных действий для извлечения материальных выгод».

Дело шадринского духовенства 1928 г. стало своего рода прелюдией новой волны репрессий против Православной Церкви, которая в скором времени и началась.

В конце 20-х гг. ХХ в. в Советском Союзе был взят курс на радикальные социально-экономические преобразования, проводившиеся присущими большевикам методами. Ключевым из них была коллективизация, сопровождавшаяся раскулачиванием, т. е. депортацией в отдаленные районы и другими репрессивными мерами несудебного характера в отношении миллионов крестьян, сотни тысяч которых в результате их осуществления погибли.

Антирелигиозная пропаганда первой половины ХХ в.Антирелигиозные плакаты первой половины ХХ в.

Одновременно началась тотальная антицерковная кампания, проводившаяся под лозунгом «Борьба с религией – борьба за социализм». В стране развернулось повсеместное закрытие храмов, пик которого пришелся на 1930 г. Все это привело к росту общественного недовольства и протестным выступлениям населения, на которые власть реагировала жесткими карательными мерами. Положение верующих в СССР вызвало немалую озабоченность в зарубежных религиозных кругах и у общественности Запада.

В конце концов, высшее партийно-государственное руководство сочло необходимым пойти на временные послабления. Помимо «борьбы с перегибами» при проведении коллективизации, вызванными «головокружением от успехов», произошло некоторое смягчение антицерковной политики. В итоге волна массового закрытия церквей спала, а некоторые из закрытых храмов были даже возвращены верующим.

Но эта передышка оказалась очень недолгой. Примерно год спустя, в мае 1932 г., в стране было объявлено о начале «безбожной пятилетки». Всемерно поддерживавшийся властью «Союз воинствующих безбожников» намечал в первый год добиться закрытия всех духовных школ; во второй – провести массовое закрытие церквей, запретить написание религиозных сочинений и «изготовление предметов культа», на третий год – выслать всех служителей культа за границу (в реальной обстановке тех лет «заграница» понималась, конечно, как эвфемизм), на четвертый – закрыть остающиеся храмы всех религий и, наконец, на пятый – закрепить достигнутые успехи…

Антицерковные репрессии рассматриваемого периода захватили в большей степени сельскохозяйственные регионы. Так, если на территории современных Челябинской области и Пермского края в 1929–1933 гг. было репрессировано 31% и 29% от общего числа осужденных в советский период «церковников», то на территории Башкирии и Курганской области эта доля составила 49% и 36% соответственно.

В зависимости от колебаний политического курса менялось и количество репрессируемых зауральских «церковников»: 1929 г. – 9, 1930 г. – 44, 1931 г. – 5, 1932 г. – 48, 1933 г. – 22.

1930 г. Священник д. Благовещенка Шумихинского района Феодор Зыков получил пять лет концлагеря за организацию среди прихожан сбора денежных средств после того, как сельсовет вынудил его взять облигации на крупную сумму, которой у него не было.

Священник с. Введенского Мишкинского района Андрей Анкудинов «вел антисоветскую агитацию», выразившуюся в произнесенной однажды фразе «Советская власть сейчас не щадит мужиков» и призывах к прихожанам сплотиться для защиты церкви. Также ему инкриминировалось и то, что он хотел сформировать новый церковный совет именно из бедноты. Итог – три года концлагеря.

Обвинение, выдвинутое в адрес члена церковного совета В. А. Крамаренко, проживавшего на станции Щучье, гласило дословно следующее:  «Бывший зауряд-прапорщик и начальник милиции ст. Челябинск при власти Колчака, за что был судим ЧК на два года, но, ввиду амнистии, был досрочно освобожден. Все время имел тесную связь с попами, которые отзывались, что благодаря Крамаренко, они встали на твердую почву». Приговор – три года высылки на Урал.

1933 г. К уголовной ответственности по политической статье оказалась привлечена А. А. Бизверг (церковный сторож из Шадринска), обвиненная в том, что при городском соборе организовала обучение школьников игре на рояле. Впрочем, поскольку волна репрессий уже шла на спад, отделалась она сравнительно легко – зачетом в наказание срока предварительного заключения.

В целом, среди обвинений, выдвигавшихся в тот период против фигурантов заведенных дел, абсолютное преобладание имела антисоветская агитация (варианты – антиколхозная агитация, распространение провокационных слухов). Также отмечено несколько случаев обвинения в пособничестве белым и участникам восстания 1921 г. (почему в таком случае виновные были привлечены к ответственности не сразу, а лишь 10-12 лет спустя – нигде не поясняется).

Особого внимания заслуживает относящееся к 1932 г. многотомное «Дело поповско-кулацкой контрреволюционной повстанческой организации «Союз спасения России»», известное также как «Дело архиепископа Синеокова-Андреевского». По количеству фигурантов оно оказалось прямо-таки рекордным для того времени – 54 «церковника», проживавших на территории нынешних Тюменской и Курганской областей. Главной целью этой организации, как утверждалось, было «восстановление в СССР монархии и дореволюционного положения церкви», для чего создавались «повстанческие ячейки, подготовляемые к вооруженному выступлению». Каким образом осуществлялась эта подготовка, и чем предполагалось вооружать повстанцев, понять из материалов дела довольно трудно. По сути, насчет оружия приведено лишь одно конкретное заявление: «Будут мобилизованы кузнецы, которые накуют пик для вооружения членов организации». Реально же осуществлявшимися направлениями противоправной деятельности фигурантов дела были, по сути, все та же «антисоветская агитация», да еще организация помощи ссыльному духовенству.

В целом, в делах того периода неким рефреном повторяется фраза: «Обвиняемый виновным себя не признал, однако доказательств своей невиновности не представил». Хотя краеугольным камнем юриспруденции считается положение о том, что бремя доказывания лежит на обвиняющей стороне.

«Церковникам», осужденным в тот период, были вынесены следующие приговоры (не считая условного наказания):

– зачет предварительного заключения – 13 человек;

– принудительные работы – 4;

– ссылка (высылка) – 36;

– три года концлагеря – 44;

– пять лет концлагеря – 25;

– 8–10 лет концлагеря – 4;

– высшая мера наказания – 2.

К расстрелу был приговорен, в частности, священник с. Крутихинского Далматовского района Ювеналий Крутиховский (1929 г.). Кроме того, священники из Щучанского района Андрей Ермолов и Константин Меркурьев умерли в заключении, находясь под следствием, летом 1933 г.

Середина тридцатых годов для зауральского духовенства оказалась сравнительно благоприятным временем – своего рода «вторым религиозным НЭПом». Хотя церковные историки говорят о 1934 г. как о начале нового обострения гонений на Церковь по стране в целом.

На территории современной Курганской области из десяти дел по «церковникам», находившихся в производстве весной и летом 1933 г., четыре были прекращены за недоказанностью обвинений – случай если и не беспрецедентный, то, по крайней мере, весьма нехарактерный для отечественной юстиции во все времена.

К сожалению, для зауральского духовенства подобное «везение» в конечном итоге обернулось весьма печальными последствиями, и его представители, в 1937–1938 гг. приговоренные к расстрелу (а таковых здесь оказалось подавляющее большинство), могли бы лишь завидовать, скажем, судьбе протоиерея Алексия Малиновского, который в 1935 г. получил пять лет лагерей и к началу Великой Отечественной войны уже оказался на свободе.

29 марта 1934 г. были осуждены на три года высылки в Ишимский район священнослужители из Куртамышского района – Иоанн Ульянов, а также братья Леонид и Николай Селяниновы. Причем основное обвинение, выдвинутое в их адрес, выглядело откровенно курьезно: однажды фигуранты дела разоткровенничались между собой, и в результате выяснилось, что все они являются осведомителями ОГПУ, а подобное «расконспирирование» (как видно, даже среди «своих») в то время считалось уголовным преступлением. (После этого они стали согласовывать содержание своих донесений и на этом попались.) Помимо всего прочего, Николай Селянинов «занимался среди населения антисоветской пропагандой о воспитании детей в религиозном духе, в результате чего в религиозные праздники ряд школьников срывали свои занятия, шли в церковь...».

Несмотря на незначительное количество «церковников», осужденных в Зауралье в середине тридцатых годов, то, что «тучи сгущаются», можно было ощутить и здесь. Так, в 1933–1934 гг. к лишению свободы было приговорено лишь около четверти осужденных, при этом никто не получил больше пяти лет. А в 1935–1936 гг. «реальные сроки» получали уже все осужденные, причем некоторые из них – по семь и десять лет.

В декабре 1936 г. чрезвычайный VIII Съезд Советов принял новую Конституцию СССР, провозгласившую политические и гражданские свободы, в том числе свободу совести, предоставившую равные права всем гражданам, включая «служителей культа». Конституция породила в умах многих людей надежды на прекращение гонений на Церковь. Но наступившие вскоре события не только не оправдали этих надежд, но и намного превзошли самые худшие ожидания.

Репрессии 1937–1938 гг. коснулись самых разных категорий населения, но по «церковникам» ударили с особой силой. В ряде регионов священнослужители при этом истреблялись едва ли не поголовно. Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что террор против духовенства начался далеко не спонтанно – постепенное нарастание гонений происходило, по крайней мере, на протяжении нескольких месяцев.

9 февраля 1937 г. был вынесен приговор по групповому делу, по которому проходили сразу десять «церковников» Катайского района (восемь священников, церковный староста и секретарь церковного совета), обвиненных в принадлежности к контрреволюционной группе и ведении контрреволюционной агитации. В итоге четверо фигурантов дела были сосланы в Казахстан, остальные получили лагерные сроки от трех до пяти лет.

После трехмесячного перерыва репрессии в Зауралье возобновились, идя далее по нарастающей: в мае было осуждено 7 представителей духовенства и активных прихожан, в июне – 9, в июле – 13, а всего за первые семь месяцев 1937 г. – 40. Это более чем в четыре раза превосходило показатели трех предшествовавших лет, вместе взятых. При этом буквально на глазах происходило ужесточение приговоров – если в феврале максимальный срок лишения свободы составлял пять лет, то в мае трое осужденных получили по восемь лет лагерей, а в июне сразу семеро – по десять лет.

Собственно, «Большой террор» начался после выхода приказа наркома внутренних дел Ежова № 00447 (от 30 июля 1937 г.) и продолжался с постепенным затуханием до ноября 1938 года. К приказу прилагались данные о количестве «врагов народа», подлежавших репрессированию по каждому региону (по первой категории – к расстрелу, по второй – к лишению свободы на 10 или 8 лет). В конечном итоге указанные в разнарядке цифры были увеличены в разы.

В Зауралье доля приговоров к высшей мере наказания в период с сентября 1937 г. по январь 1938 г. оставалась стабильно высокой, в среднем за всю кампанию составив 71% (по сравнению, например, с 62% по Свердловской области, включая территорию нынешнего Пермского края). Еще большей оказалась разница в отношении клириков (включая заштатных): 88% и 66% приговоренных к расстрелу соответственно.  Последние приговоры «церковникам» в период проведения «Большого террора» в Зауралье были вынесены еще 6 января 1938 г. – существенно раньше, чем где бы то ни было еще в уральском регионе. Вероятно, к тому времени соответствующий «ресурс» здесь был уже просто исчерпан, и сотрудникам НКВД в дальнейшем пришлось переключаться на иные категории «антисоветских элементов».

Всего в период «Большого террора» по Зауралью (по имеющимся на сегодня данным) было осуждено клириков всех ориентаций, как служащих, так и заштатных:

– архиереев – 1

– протоиереев – 2

– иеромонахов – 1

– священников – 57

– диаконов – 1

– псаломщиков – 2

– монашествующих (без сана) – 3

– церковных старост – 9

– членов церковного совета – 8

– активных церковников – 21.

На первый взгляд, приведенные цифры не впечатляют, но существенно большего количества священно- и церковнослужителей в регионе к тому времени уже просто не было: к началу 1939 г. на территории всей Курганской области оставалось лишь два служащих клирика – священники Павел Петров и Федор Орловский (причем последний несколько позже тоже был репрессирован).

К весне 1939 г. на территории нынешней Шадринской епархии оставалась лишь одна действующая церковь – в Звериноголовском районе, которая была закрыта 10 июня 1940 г.

Казалось бы, после всех происшедших событий подвергать здесь репрессиям из «церковников» было уже просто некого, однако сотрудникам «компетентных органов» удалось-таки отыскать еще нескольких человек.

Фигурантами дела, тянувшегося с февраля 1938 г. по январь 1940 г., были пять священников и церковный староста из г. Шадринска и Шадринского района. Несмотря на то, что и здесь повторялись те же пункты обвинения, что и в «расстрельных» делах периода «Большого террора» («являясь участниками контрреволюционной повстанческой организации духовенства и церковников, ставили своей задачей свержение советской власти путем вооруженного восстания при помощи фашистских стран Германии и Японии»), приговор на этот раз оказался поразительно мягким: один обвиняемый получил три года лагерей, другой – три года ссылки; еще один, правда, умер, находясь под следствием; остальным был зачтен в наказание срок предварительного заключения. В числе последних оказался и протоиерей Василий Плотников, 1861 г. рождения, доживший в итоге до девяноста лет и ставший после Великой Отечественной войны главным инициатором открытия в г. Шадринске Воскресенской церкви.

Казалось бы, время суровых приговоров против «церковников» наконец-то подошло к концу, но последующие события показали, что это далеко не так. Осужденный 24 мая 1941 г. за антисоветскую агитацию бывший церковный староста (а на момент ареста – заведующий дорожным отделом Далматовского района) М. Г. Крюков получил восемь лет лишения свободы.

Великая Отечественная война, на первых порах вновь было приведшая к ужесточению репрессий против духовенства и верующих, в конечном итоге привела к совсем иному результату. Грозная опасность, нависшая над страной вследствие катастрофического развития событий в начальный период войны, и необходимость всенародного единения для победы над врагом побудили власть к принципиальному изменению внутренней политики. Борьба с религией вначале была свернута, а к середине 1943 г. высшее партийно-государственное руководство приняло решение нормализовать отношения с Церковью. В ночь на 5 сентября 1943 г. состоялась историческая встреча Сталина и Молотова с тремя митрополитами Русской Православной Церкви во главе с Сергием (Страгородским), на которой было признано необходимым открыть некоторые приходы и монастыри. Таким образом, религия вообще и Православие в частности право на существование получили реально, а не только на уровне деклараций. В стране начались возвращение церквей верующим и воссоздание церковных структур.

Но даже после этого власть нет-нет, да и возвращалась к привычным формам взаимоотношений с Церковью. Так, в 1950 г. был сослан в Красноярский край диакон церкви г. Шадринска Симеон Евдокимов.  Другое дело, что подобные репрессии по своему размаху не шли ни в какое сравнение с теми, которые имели место в тридцатые годы. Но и количество действующих храмов с тех пор сократилось многократно, как и численность состоявшего при них духовенства.

Итогом периода репрессий стал сонм новомучеников, пострадавших на территории нынешней Шадринской епархии или как-то связанных с этой местностью. Определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 17 июля 2002 г. были прославлены  в лике Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской 9 священномучеников, служивших и пострадавших в пределах территории нынешней Шадринской епархии:

– сщмч. Алексий Архангельский (память 13/26 июня), священник Покровской церкви с. Песчано-Колединского Шадринского уезда (ныне – с. Песчано-Коледино Далматовского района) (+1918 г.),

– сщмч. Иоанн Будрин (память 21 июня/4 июля), священник Покровской церкви с. Верхне-Ярского Шадринского уезда (ныне – с. Верхний Яр Далматовского района) (+1918 г.),

– сщмч. Алексий Введенский (память 23 июня/6 июля), священник Свято-Троицкой церкви с. Катайского Камышловского уезда (ныне – г. Катайск) (+1918 г.),

– сщмч. Василий Милицын (память 25 июня/8 июля), священник Спасо-Преображенской церкви с. Алексеевское Камышловского уезда (ныне – с. Падерино Далматовского района) (+1918 г.),

– сщмчч. Владимир Сергеев и Александр Сидоров (память 27 июня/10 июля), священники Николаевской церкви с. Далматовского Шадринского уезда (ныне – г. Далматово) (+1918 г.),

– сщмч. Василий Ситников (память 28 июня/11 июля), диакон Николаевской церкви с. Далматовского Шадринского уезда (ныне – г. Далматово) (+1918 г.),

– сщмч. Аркадий Гаряев (память 1/14 июля), священник Николаевской церкви с. Боровского Камышловского уезда (ныне – с. Боровское Катайского района) (+1918 г.).

– сщмч. Алексий Меркурьев (память в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской), священник Вознесенской церкви с. Корюковского Камышловского уезда (ныне – с. Корюковское Катайского района) (+1918 г.).

         Кроме того, родились, (или/и) учились, (или/и) служили на территории нынешней Шадринской епархии еще 16 святых:

– прпмч. Ардалион (Пономарев), архимандрит (память 16/29 июля) (+1938 г.),

– сщмч. Василий Инфантьев, иерей (память 12/25 августа) (+1918 г.),

– сщмч. Вячеслав Луканин, диакон (память 3/16 августа) (+1918 г.),

– прписп. Иоанн (Кевролетин), иеросхимонах (память 14/27 января) (+1961 г.),

– сщмч. Иоанн Плотников, диакон (память 30 июля/12 августа) (+1918 г.),

– сщмч. Иоанн Шишев, иерей (память 13/26 августа) (+1918 г.),

– сщмч. Иоасаф Панов, иерей (память 13/26 августа) (+1918),

– прпмч. Каллист (Опарин), монах (память 17/30 октября) (+1918 г.),

– сщмч. Константин Алексеев, иерей (память в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской) (+1918 г.),

– сщмч. Нестор Гудзовский, диакон (память 10/23 июля) (+1918 г.),

– сщмч. Николай Бирюков, иерей (память 20 августа/2 сентября) (+1919 г.),

– сщмч. Павел Чернышев, иерей (память 7/20 июля) (+1918 г.),

– прпмч. Палладий (Хроненко), архимандрит (память 13/26 мая – мчч. Черкасских) (+1937 г.),

– сщмч. Петр Корелин, иерей (память 16/29 июня) (+1918 г.),

– сщмч. Стефан Луканин, иерей (память 10/23 июля) (+1918 г.),

– сщмч. Стефан Хитров, иерей (память 5/18 августа) (+1918 г.).

         Был назначен на Шадринскую кафедру викарным архиереем, но не прибыл к месту назначения прославленный как сщисп. Виктор, епископ Глазовский (память 19 апреля/2 мая и 18 июня/1 июля) (+1934 г.).

         Прославлены Русской Православной Церковью Заграницей (без установления отдельного дня памяти) трое святых, имеющих отношение к Шадринской епархии:

– мц. Екатерина Боголюбова (+1918 г.),

– сщмч. Иерофей (Афонин/Афоник/Федотов), в 1923-1924 гг. епископ Шадринский (+1928 г.),

– сщмч. Николай Успенский, диакон (+1918 г.).

Автор статьи: А. В. Печерин.


Warning: count(): Parameter must be an array or an object that implements Countable in /var/www/u1639758/data/www/agioi-zaural.ru/templates/t3_blank/html/com_k2/templates/default/item.php on line 246

Календарь